ему пришлось петь на бис! Немного успокоило, что Калошин с Фатьмой уже не танцевал. Но она танцевала с каким-то… летчиком-капитаном! Этот, надо отдать ему должное, вел женщину сдержано, вполне пристойно. Но и чего-то нашептывал ей на ушко! Она хоть и улыбалась «летуну», но все-таки поглядывала на Ивана.

Закончив петь, передав гитару музыкантам, он спустился в зал и, подойдя к женщине, взял ее за руку.

— Тащ-щ-щ к-тан! Это все же — моя женщина! — глядя в глаза мужику.

Тот дернул уголком рта, но сдержался.

«БКЗ на груди. Испанец? Уважаю, но мое — не замай!».

— И-эх! Пацан, ну зачем тебе такая женщина, а? — приблизив голову к Ивану спросил летчик, — ты еще… молод, а она — женщина с большой буквы!

— Товарищ капитан! — практически по буквам протянул Косов, — это — моя женщина! Нехорошо!

Капитан усмехнулся.

— Нехорошо будет герою летчику морду бить! — в-о-о-т, а теперь он уже не усмехается!

— А ты наглец! А осилишь-то? — оскалился красный командир.

— Полагаю — да! Но наносить урон нашим вэ-вэ-эс — не хочу! Думаю, как командир Вы примете правильное решение!

Тот цыкнул зубом, опять дернул уголком рта, но, чуть задумавшись, кивнул головой.

— Ладно! Не буду портить вечер… такой женщине! — развернулся почти строево! и ушел к своему столику.

Фатьма все это время стояла, замерев и не дыша, вцепившись руками в рукав куртки Косова.

— М-да… погуляли. А где этот хмырь… Калошин? — спросил он у подруги.

Она чуть ожила, но продолжала смотреть на него несколько… испугано.

— Этот… хмырь сидит у себя за столом! Я его отшила! Правда-правда, Ванечка! — она обняла-обхватила его за плечи, — ну ты что? Ничего же не было!

— Ага… не было. А кто тебя за попу тискал?

Она смутилась, промолчала.

— Пошли… за стол. Кофе хочу! Крепкий! Чего-то я охмелел!

Они вернулись за стол. В ожидании кофе, Фатьма молчала, отводя от него взгляд.

— Так… даме — мороженного! И ликер! Какой у Вас есть?

Еще помолчали.

— Я что… здорово пьян?

Она чуть осмелела, посмотрела на него:

— Да нет… в общем-то. Вполне трезвым выглядишь. Только… лицо у тебя было… и глаза — бешенные! Я испугалась, Ваня!

— Ладно, все! Сам дурак! Нужно было и правда — дома сидеть! В тепле и уюте! И не подвергать… подругу… всяким соблазнам!

Она хмыкнула:

— Да я все понимаю, Ваня! Просто… как-то в какой-то момент… расслабилась, что ли? Вроде же — так хорошо все было! А как Вы здорово пели! Правда — здорово! А ты мне так… дома, никогда не пел.

Кофе чуть взбодрил и немного прогнал хмель.

Она поднялась:

— Ну что… домой пойдем?

Он встал, подумал:

— Давай подойдем… к твоему поклоннику этому. Попрощаемся, все-таки день рождения у человека. Перебрал, с кем ни бывает. А что бабник… так я и сам такой же.

Они подошли к столу Калошина. Компания уже чуть убавилась, а оставшиеся были изрядно… ага, изрядно. Сам Калошин с мутноватым взглядом внимал какому-то мужику, который что-то горячо ему доказывал. На Ивана и Фатьму он внимания не обратил. Уже не мог, наверное. Рядом с ним сидела «ничего себе» дамочка. Компания же, в отличие от именинника, встретила их дружелюбно. Им освободили два стула рядом с Калошиным и его подругой. Какие-то две женщины сразу что-то защебетали Фатьме, спрашивая про ее юбку и блузку.

Пользуясь тем, что подругу отвлекли, а сам Калошин — практически ушел в нирвану, Иван наклонился к улыбнувшейся ему подруге Игоря:

— Ты видела, как он с моей женщиной танцевал? — она скривилась и покосилась сначала на Игоря, а потом — на Фатьму, продолжавшую болтать с женщинами.

— Видела…, - чуть слышно шепнула она.

Он еще чуть наклонился к ней, запустил руку под скатерть, и наощупь найдя ее ногу, провел по ней вверх, прямо под платье. Женщина вздрогнула, чуть покосилась на него, но ногу не убрала, и руки его скидывать не стала. А затем улыбнулась.

«Блядь! Определенно — блядь!».

Продолжая поглаживать и стискивать нежную кожу ее ноги, в промежутке между чулком и трусиками, он снова прошептал:

— А я бы тебе… вдул! Ты… очень даже… Как ты на это смотришь?

— А… подруга твоя как на это смотрит? — также улыбаясь, прошептала она.

— Ну… не здесь и не сейчас! Согласна?

Она засмеялась:

— Почему бы нет?

— Ну ладно, Киса… еще увидимся! Пока! Передавай привет этому… ловеласу, когда из нирваны вернется!

«Вряд ли она поняла, что такое нирвана. И зачем я это сейчас сделал? Дурак, потому что! И… пить мне нельзя выходит? Ладно… разберемся!».

Он потянул подругу за руку:

— Спасибо всей честной компании! Именинника еще раз поздравляю! И да…, - «как же ее зовут? Света? Вроде бы так ее называли… что-то слышал!» — Светочка! Напомни ему, что мы с ним договаривались встретиться, обсудить новые песни. Числа второго-третьего — пусть ко мне подъедет, переговорим!

Та активно закивала, продолжая улыбаться.

«Точно — блядь!».

Выйдя в фойе, Косов остановился и почесал подбородок.

— Слушай, душ моя, а ты в туалет не хочешь? А я забегу…

В туалете тоже все было вполне на уровне. Приличная, по местным меркам, кафельная плитка, кабинки, раковины напротив. Стоя над унитазом, Иван задумался:

«Что-то меня сегодня не туда понесло! Не сложилось с отдыхом? Бывает. Чего же я так злюсь? Ревную Фатьму? Ну… да, есть такое. Но все равно — как-то на нервах весь. И чего пристебался к этой девке? Блядь, блядь… а может и не блядь вовсе, а просто я ей понравился, а вот Калошин — нет? Может быть такое? Да запросто! Ладно… это все следствие, а в чем причина-то?».

Тут его размышления были прерваны громким разговором зашедших в туалет мужчин.

— Да он это, точно! Я сначала тоже засомневался. А потом присмотрелся — вот же рожа резанная, думал — если бороду отпустил, то и не узнают его? — весьма громко вещал кто-то.

— Ты это… ори потише! — второй голос был пониже и… постарше на слух.

— Да нет здесь никого, видишь же! Ну и что делать будем? Валить его надо, валить, суку!

— Заткнись, я тебе сказал! Валить, валить… мокрушник нашелся. Этот козел, сука каппелевская, сам кого хочешь завалит! У него крови на руках — как у дурака фантиков по карманам.

— Щур! Да ты что? Нас двое, а он один! Я же не говорю — здесь прямо валить. Уходить будут, выйдем следом, а там, где-нибудь, как получится. Или ты ему Короба простишь? Корень же твой был!

— Хавальник завали, сявка! Про то, что